Мой папка воевал летчиком. Домой вернулся в унтах. Обувь такая в самолете летать. Непромокаемая, на меху - любой мороз не страшен.
Я сразу на унты глаз положил. Надоели мне бурки. Бабушка перед смертью из старого одеяла их сшила. Ноги мои в оккупацию сберегла от холода. А в школу в них идти уже стыдно. Хотя все мы – босота.
И вот когда папка с мамкой пошли на шахтную работу, я нырнул в унты. Они мне выше колен. Я еле дотащился до школы. Хотелось пофорсить, мол я, как и папка, тоже летчик…
Дома отец задвинул унты в угол, буркнул:
- Не дорос еще. С первой получки обновку тебе на ноги купим. А пока от шахты тебе – чуни.
Чуни – «галоши» для подземной работы. Тяжелые, литые, грубые. Да, надежные вездеходы, но как в этой стыдобе в школу появиться? Засмеют! Засмеяли, обозвали «Чуней». Хотя сами в убожество одеты и обуты. Как мне быть? И вдруг, как из сказки, заявляется тамбовский дядька. Объясняет: приехал к углю поработать, чистого хлеба поесть. Своя «черняшка» на отрубях горло дерет. А Донбасс всегда и всем работникам прокорм даст. Донбасс - он русский. Мы в войну все лучшее в госпиталя красноармейцам от себя отрывали.
Но для меня главное – дядька от бабушки по мамке валеночки привез. Ладные, крепенькие, веселые скороходики. Мои! Никому не дам! Их моя бабушка руками валяла.
Отец охладил мою радость:
- Без галош ты их в два похода до дыр протрешь. Пока на галоши денег нет. С первой получки купим. Валенки – в чуни и лети, сынок!
Я страдал. Ослушаться отца нельзя. И в чунях при таких красавчиках до слез стыдно. Одноклассники: «Гы-гы… Чуня в ботах…».
Выход нашел. По дороге в школу – ж.-д. путь. Под рельсами – ливневая труба. Туда я прятал чуни, приходя в класс… «тамбовским валенком». Так меня одноклассники из доброй зависти прозвали.
Ну и что? Не обидно. Наша родня из Тамбовщины еще до войны в угольный край перебралась.
Что было потом? В унтах я на первые свидания ходил. Их братья мои младшие донашивали. Валеночки до дыр протерлись. Из их халявок стельки в унты вырезали.
А чуни? Как-то после проливного дождя, с пятерками в дневнике, а дневник в холщовой торбинке с веревочкой через плечо, по лужам подплыл я к трубе… о, ужас, тайник пуст. Уплыли чуни в речку Белую, по ней – в Донец и далее – в тихий Дон. Не жалею, весна пришла! Босиком по лужам – память на всю жизнь. Чуни отходили свое. Шахтеры вскоре переобулись. Хромовые сапоги, желтой кожи ботинки «Нариман», туфли-лодочки «румынки» и прочее «здорово живем!».
В последний приезд в Тамбов на набережной Цны-голубушки постоял у памятника «Тамбовский мужик». Вгляделся – да это ж лицо моего отца, моей родни. Типичные русские лица, донбассовцы.
И колыхнулось в груди слово друга поэта:
И каждый помни это, знай -
Донбасса нет сильней,
Ведь он не просто угля край,
Он часть России всей!
Алексей Чепурнов
