Когда пришла война, папа ушел на фронт. У мамы на руках остались трое: неходячая бабушка, я – трехлетка и моя годовалая сестренка. Война – это когда фашисты, когда холодно, темно и очень-очень, всегда хочется есть. А нечего – ничего нет. Сестренка мамину сисю сосет, грызет, орет. А из чего взяться маминому молоку?
Еду добывала мама. Уходила куда-то далеко-далеко, ждешь не дождешься. Но когда приходила… как солнышко. Иногда приносила тяжеленный мешок мерзлой земли. С колхозного тока. И в комьях зернышки, как звездочки.
На печке мы оттаивали землю и выколупывали зернышки. Каждый в свою ладошку. Каждый, кроме малявки в люльке. Я быстро научился считать зерна: три… десять… Больше всех получалось у меня и у бабушки. Мама нам подыгрывала. Когда из трех ладошек набиралось аж полстакана, наваривали целое ведро супа, еще и по оладышку на солидоле напекали. Вот уж объедались. Мама наставляла мне:
- Сынок, если в тарелке было хоть одно зернышко, если на столе была хоть крошка хлеба – встань, перекрестись и скажи: «Слава Богу! Наелся».
Мама куда-то ушла. За едой. Бабушка еще раньше куда-то ушла. Меня подсадили в люльку к сестренке. Люлька от крыс одеялом обтянута. Крысы хотят запрыгнуть к нам. Они тоже голодные. Я им кричу: «Вот папка фрицев побьет, с фронта вернется, он вам задаст!»
Мама перед уходом дала мне початочек кукурузы, наставляла:
- Сынок, ты кормилец сестренке. Откуси зернышко, пожуй и проглоти. Можешь и два зернышка сжевать, но третье - скорми сестренке. Я так и сделал. Раз… два… три… а они сами мне в животик заскакивают. Остановиться не могу. Наверное, на десятой жуйке совесть моя проснулась. Пожевал зернышко, на палец выложил, пытаюсь сестренке в ротик вложить. Она ротик не открывает. Я уже злиться начал: «Ешь, тебе говорю, не вредничай!» Не берет.
Наконец-то мама пришла. Сбросила у порога тяжелый мешок с землей:
- Ты сестренку покормил?
- Мам, она не хочет, каприза.
Зарыдала мама, упала, заголосила.
- Что ж я папке скажу?! Не уберегла… Кормилец ты мой!
А на утро и бабушка нашлась. В сарае, в гробу лежала. Ушла из жизни, чтобы не объедать внучат. Не хоронили, чувствовали, ждали еще один исход. Чтоб уж за одним разом, в одном гробу, в одну могилу, на дальнее родовое кладбище. Кто это сделает для сестренки отдельно? На всю улицу – всего один мужик – я. Мама тоже там. Слово ее осталось.
- Сынок! Если в тарелке было хоть одно зернышко, если на столе была хоть крошка хлеба – встань, перекрестись, скажи: «Слава Богу, наелся!»
…. Вот папка с войны придет. Скажет мне:
- Сынок-мужик-кормилец… надежда моя. Что ж ты семью не сохранил…
Что я ему скажу?
Рассказы фронтовиков (оформил в новеллы сын фронтовика Алексей Чепурнов)
