Мы – патриоты своей Родины!

В селе Смелое Славяносербского района, невдалеке от знаменитого в Республике 32-го блокпоста, на линии разграничения живет семья Романа (позывной «ВДВ»). В начале 2014-го все жители Луганщины с волнением наблюдали за событиями, происходящими в Крыму. Роман не только внимательно смотрел новости, он узнавал информацию по телефону от своих друзей и сослуживцев – военнослужащих 25-й отдельной Днепропетровской воздушно-десантной бригады. 

Далее - последствия действий активных скакуны Майдана: госпереворот в стране, в результате которого был свергнут легитимный президент Украины. А Крым? Крым вернулся в родную гавань – Российскую Федерацию. 

Здесь бы политикам, взявшим на себя смелость управления страной, задуматься. Но глаза майдановцев были налиты кровью – они жаждали смерти – смерти русскоязычного населения, и в их глазах уже горел наш Донбасс. 

Тогда стихийно, как протест против творящегося в стране беспредела, в Луганске началась Русская весна. Роман стал ее активным участником. 

- К нам шли вооруженные люди. Я, не раздумывая, сел в маршрутку и поехал в Луганск. У здания СБУ при распределении я попал в десантную роту. Честно скажу, я до сих пор помню лица мирных людей. Они радостно нас встречали, говорили спасибо за то, что мы есть, что мы здесь! Мы следили за правопорядком. В тот момент проходили мирные митинги за право говорить на родном нам русском языке. Неоднократно нам приходилось иметь дело с провокаторами - людьми с оружием, гранатами, взрывчатками. Мы их задерживали и передавали сотрудникам полиции. 

В один из тех весенних дней в Луганск прибыли «правосеки». Тогда я получил первое ранение, мне пробили голову. Очнулся я уже в больнице. Голову зашили. Потом какое-то время я находился в Российской Федерации, пока не увидел по телевизору, что в Луганске начались активные боевые действия, гибли люди. И я вернулся обратно.  

Июль – это месяц второго дня рождения Романа. До границы в районе Красной Таловки парню помог добраться человек, который вез зерно из России. Только Рома пересек границу, к его голове приставили пистолет. «Документы!» - раздался голос.  Он предоставил свой украинский паспорт и  его отпустили. 

- Мы проехали буквально километра 1,5–2 до развилки. Мужик сказал, что ему вправо, а в Луганск - налево. Я долго шел пешком – больше часа.  Поднявшись на бугор, услышал передергивание затворов автоматов и крик «Стоять!». Это был украинский блокпост (в районе Станицы Луганской - прим. автора). Остановился я в метрах 15-ти от них. Здесь тоже потребовали документы, сказали выложить вещи из сумки. Потом подбежал ко мне один из нациков и начал вытряхивать мою сумку. Из нее выпали маскхалат «Березка», портупея (армейский ремень - прим. автора), тельняшка и любительские ласты и маска – мне их подарили в России. Нацик сказал, что заберет у меня тельняшку, за что я его с двух ударов «вырубил». Ну а после сам очнулся уже в КамАЗе. На голове - «белуха» (нательное солдатское белье - прим. автора), завязанная рукавами. Привезли меня на их блокпост и привязали к бетонному блоку.

Пытали… Над головой стреляли автоматной очередью, душили ремнем и на этом фоне делали селфи на телефон. Заставляли подписать контракт на службу на 10 лет. Ничего так и не добились от парня. 

Уже утром Роману сказали, что за ним едет человек, и если он попадет к нему в руки, то парень возьмет на себя даже убийство Кеннеди. То есть  дали понять, что живым он не выйдет. 

Украинский офицер, который приехал за ним, служил в Кировограде в десантно-штурмовых войсках и видел, как Роман бросился на украинского военного с кулаками, когда тот пригрозил забрать тельняшку. 

- Он подошел ко мне и сказал: «Десантников бывших не бывает, уважаю тебя, брат, я на твоем месте поступил бы так же». И уходит. Я остаюсь на перекрестке, также привязанный к блоку, жду, когда меня заберут. Офицер снова появился, заставил меня взять свои документы и положить их в карман. Я ему ответил, что у меня нет таких карманов, чтобы поместилась вся борсетка. Тогда он сказал: «Засовывай за пояс на штанах, чтобы не делали ДНК, когда тебя найдут». Я так и сделал, сумку взял в руки, на голову мне снова надели «белуху». Офицер приказывает: «Военный, команды помнишь? Направо! Прямо! Шагом марш!», и мы пошли. Я подглядываю, вижу – идем по дороге. Значит, думаю, не убивать. Этот человек довел меня до определенного места и сделал один выстрел. Велел снять «белуху» с головы, а потом говорит: «Едь домой! Ты вдвшник, а я дшбшник, вот и вывел тебя с наших позиций. Ты не видел, где и что у нас располагается. Чеши в свой Луганск, забирай семью и уезжайте – скоро у вас будет горячо!». Это были его слова. Дал мне 20 гривен на дорогу, 4 сигареты и вернул блокнот, в котором были записаны адреса, фамилии, номера телефонов тех людей, с кем я служил. И ушел. Того человека я больше никогда не видел и, наверное, не увижу, но он спас мне жизнь. 

На такси Роман доехал до рынка «Околица» в Луганске. Через весь город он шел пешком в сторону  своего родного села, где осталась семья: мать, жена и дочь, которой не было еще семи лет. По городу уже била артиллерия. Вокруг взрывы, пожары, перевернутые машины. Но он выжил в плену, поэтому погибнуть от обстрелов просто не имел право – его ждали дома. К вечеру Роман дошел до александровского блокпоста – окраина Луганска, где держали оборону местные ополченцы. Дальше, в Славяносербском направлении, уже стояли украинские националисты, и дорога домой была закрыта. Роман понимал, что этих «воинов света» необходимо гнать с нашей земли, поэтому уже утром он стал одним из бойцов подразделения «Леший».  

Шли ожесточенные бои. Украинские силовики били по Луганску со всего вооружения, применяя даже оружие, запрещенное Женевской конвенцией. Иногда казалось, что это кромешный ад, но ополченцы не сдавались. Нельзя было запустить врага в столицу Республики - боролись за Луганск всеми силами, теряя сослуживцев. Но знали, что луганчане верят в победу, молятся за них – и это придавало сил. 

- Моим командиром тогда был «Космос» - Олег Заяц. Однажды мы с ним дежурили на блокпосту. В 6 утра к нам уже шла другая смена – двое ребят из Тепличного – Серега и Валера. Укры начали стрелять по нам из миномета «Василек». Один разрыв, второй, третий… на четвертый мина разорвалась в пяти метрах от нас с командиром. Мы рассредоточились: он побежал в правую сторону, а я в левую – это меня и спасло. Только куском брусчатки мне пробило ногу выше колена, но это ерунда. А Олег остановился и упал. Мы с ребятами подняли его, а у него изо рта уже пошла кровавая пена. Донесли до машины, надеялись, что выживет. Валере пробило артерию на ноге, кровь сгустками лилась. Кричит: «Помогите!». Я подбежал, взял свой жгут, перетянул ему ногу. Тут же увидел, что и рука у него пробита. Валеркин жгут был намотан на приклад автомата. Я его снял, попытался им перевязать руку, и тут жгут лопается. Это хорошо, что у меня с собой был второй жгут (носил с собой в кармане под сердцем). Перетянул руку, по рации передал, что у нас раненые, и мы с Серегой, которому, как и мне пробило ногу, везем их в больницу. Олег умер еще в машине, а Валера выжил, но, к сожалению, сейчас его тоже нет с нами. Тогда я собрал ребят и объявил, чтобы жгуты ни в коем случае не наматывали на приклады...

Украинские каратели в результате ожесточенных боев были отброшены от Луганска, но 32-й блокпост находился еще под контролем ВСУ, а значит - и село Смелое, где оставалась семья Романа, которая даже не представляла, где он находится. Но Роме не терпелось повидать своих родственников. И он с ребятами на бронированной «Газели» по полям заехал в Смелое.

- Первое, что я услышал дома: «Слава Богу, ты живой! Мы так и знали, что пойдешь в ополчение». 

А потом - снова в бой. Тогда уже моим командиром был Владимир Цвях. Перед нами стояла задача освободить 32-й блокпост. На тот момент там находился днепропетровский «Беркут». Их, как штрафников Майдана, заслали сюда. Мы вели с ними переговоры, чтобы они сдали оружие и уходили. Они нам говорили: «Поймите, мы днепропетровцы, и против этой войны. Дайте нам неделю, мы сменимся, а потом делайте, что хотите». Мы дали им это время, а сами начали окапываться и окружать их позиции. Потом туда заступил «Правый сектор», батальон «Азов», бойцы которого сразу решили наступать на Луганск. Но, как вам известно, мы их разгромили, спалив всю их технику.

Много ребят погибло. Роман говорит, что помнит каждого из них,  какими они были за 10 минут до смерти. Кто-то ощущал тревогу, а кто-то рассказывал анекдоты. Кого-то успевали довозить до больницы, а некоторых опознавали по вещам. 

Роману не раз доводилось общаться с украинскими военнопленными. 

- В Веселой Тарасовке мы взяли в плен 8 укров. Командование их бросило, поэтому они начали там уже мародерить. Мы провезли пленных по Луганску, показали, что они сделали с городом, с его жителями. Тогда как раз уже сгорел из-за обстрелов Центральный рынок. Этих пленных позже обменяли на наших. По «Луганску 24» показывали этот обмен.   От нас пленные ушли своими ногами – их никто не трогал. А наши, кого они не застрелили там, были покалечены. Андрюха «Колесо» на костылях к нам вернулся. Ему в трех местах позвоночник переломали, выбили зубы, заклеивали рот скотчем и переворачивали, чтобы не захлебнулся кровью. 

Украинская армия шла убивать жителей Донбасса, не оставив местному населению другого выбора, кроме как взять в руки оружие и защищать свой народ. Роман один из тех, кто не побоялся врага и стал на защиту своей Родины, своей семьи, своего ребенка.

- Моей дочери в этом году будет 13 лет. А тогда – шесть с лишком. Собирается идти гулять, а тут выстрел – разрыв, выстрел – разрыв. Я спрашиваю: «Куда ты идешь?». А она мне: «Пап, так далеко же ложится». Ребенок различал даже, что летит. Если мина – свистит, если «Градина» - шипит, а когда из танка стреляют – шуршит. Все знает. Я не горжусь этим – мне очень больно, что мой ребенок различает падающие на нас снаряды... 

Мы не Украина – мы не с той стороны, где предают, где вставляют нож в спину. Мы – защитники своей Родины, своей семьи, своих друзей. Мы – за русский язык, за русских людей! Мы – Луганская Народная Республика, и я этим горжусь и ни о чем не жалею!