Уже на пороге, прощаясь, Анна Антоновна берет мои руки в свои натруженные ладони и в который раз за всю беседу настоятельно просит: «Деточка, только не пиши обо мне много!» Слукавить, глядя в глаза, ветерану Великой Отечественной войны не могу, отшучиваюсь словами самой 96-летней женщины: «Анна Антоновна, не бойтесь, не сглазят вас в деревне».
Заведомо зная, что будет большой материал, вслед серьезно говорю: «Годы быстро летят, в памяти все не удержишь, а статья останется в вашем семейном архиве, перечитывая ее, внуки и правнуки будут смахивать слезы и вспоминать свою храбрую добрую бабушку».
- Мой брат Илюша, - протягивая фотографию, указывает на молодого красивого парня Анна Антоновна. – Кадровик, служил на Дальнем Востоке. Защищал Москву. 7 ноября (прим. – 1941 г.) участвовал в параде на Красной площади. Скорей всего, погиб под Смоленском. А рядом его начальник Смирнов. В своем последнем письме домой Илюша писал: «Если со мной, что случится, свяжитесь с моим командиром Смирновым». Ни об Илюше, ни о Смирнове мы так ничего и не смогли узнать. Брат пропал без вести, в плен точно не попал, не такой он был…
Летом 1942-го нас эвакуировали. Далеко не дошли, всего до Миллерово. Пошла к ставку ноги мыть, а там молодой парень с камнем на шее, пальцы отрублены… Чем в фашистский лагерь под колючую проволоку идти, он сам себе решил жизнь оборвать.
Наши же сельские хлопцы, чтобы не быть угнанными в Германию, чесотку себе делали: раздирали кожу и натирали ее чесноком с солью. Принес полицейский повестку и мне. Никому об этом не сказала, не знаю как, но бабушка догадалась. Тут же потянула меня в сад, в кулаке она всегда носила николаевский пятак, мы его раскалили в печи и приложили к ногам, смазанным солидолом. Образовался лишай. На утро ноги распухли, ходить не могу. Волами меня повезли в Евсуг на комиссию. Осматривают двое: один немец, один наш врач. Русский наклонился ко мне и осторожно предупредил: «Меньше делайте таких процедур».
За полгода оккупации нашей соотечественнице приходилось проворачивать «дела» и похлеще, и поопасней: освободила мужчину из лагеря, выдав его за собственного брата:
- Может и Илюшу также кто-то спасет (подумала тогда сестренка). Освобожденный мужчина родом из Краснодара, отец шести ребятишек.
ЖИЗНЕУТВЕРЖДАЮЩАЯ СИЛА СЛОМИЛА ВРАГА
Аня Чернецкая в раннем детстве «смешинку проглотила»:
- Мне только палец покажи, а я закатываюсь, да я и сейчас такая. Раз хихоньки, правда, чуть до смерти не довели. Немцы гоняли молодежь кирками лед с дорог сбивать, чтобы их машины нигде не застряли. По привычке засмеялась, не видела, что сзади наблюдатель стоял. Он меня как схватит, подумала: «Все, конец». Жизнь спасла немецкая педантичность. Фашисты в одно и то же время ездили в Беловодск обедать. Фриц нарушать порядок не стал, откинул меня в сторону. Бежать смысла нет, снег по пояс, по следам найдут. Что делать? Осталась на месте, повязку лишь сняла, а волосы у меня были рыжие, аж красные. После обеда немец не подобрел, давай разыскивать «пересмешницу». Заглянул в глаза девушке справа от меня, подошел к девушке слева. У меня пот со спины градом льется, стою ни живая, ни мертвая, не шелохнусь, немец мимо прошел.
Домой Анюта в тот день принесла нетронутый тормозок – тонкие кусочки нарезанной тыквы.
Бойкая девятнадцатилетняя девчонка, родом из села Калиново Ворошиловградской области, шестого июля 1943 года в составе действующей Армии двигалась по направлению к Прохоровке. Перед сражением на Курской дуге, военные познания нашей землячки ограничивались примитивным устройством винтовки - «стебень, гребень с рукояткой да курок с пуговичкой».
- Попала я в 85-й отдельный дорожно-эксплуатационный батальон 6 гвардейской Армии. У меня була велика должность – регулировщица. Я знала, где какая дивизия, где штаб, где какой медсанбат, - перемежая русские слова с украинскими продолжает Анна Антоновна. – В одну сторону направляю танки, а в другую сторону идут колонны автомашин. Мы регулировали движение автоколонн, доставлявших на фронт боеприпасы, провиант, лекарства.... Когда случалась пробка, на бегу свистела, вызывала подмогу, и быстренько рассасывала затор. С фронта раненых везли, а мы их на пустые машины грузили и по госпиталям отправляли. Каждый день смерти в глаза смотрели. Снаряды рвутся вокруг тебя, а ты с места никуда не сдвинешься, не спрячешься.
- Мам, а почему ты не рассказываешь, как немецкого диверсанта поймала? - включаются в нашу беседу дочери Анны Антоновны.
- Разве обо всем рассказывать надо? - отмахивается именинница, 26 марта Анне Коноваленко исполнилось 96.
- В смысле диверсанта? - удивляюсь я. – Что за история?
- Из плена убежали три немца. Нам пришла разнарядка – тщательно проверять каждую машину. Переполох поднялся еще тот. На посту мы стояли по 2 часа, потом сменялись и шли отдыхать. Накануне привезли сахар. Вместо махорки в качестве дополнительного пайка нам выдавали по 100 грамм сахара. Думаю, дай пойду в лес клюквы нарву, кисель сварим. Девчата спрашивают: «Ты куда собираешься?» «Куда-куда? Немца шукать», - и закатилась по привычке. – «Котелок не забудь», - слышу вдогонку. Зашла в лес. Смотрю – куча листьев лежит, и будто бы вверх подымается. Я не стала убегать, иду к куче. Автомат у меня на боевом взводе. Кричу: «Камарад!» Человек с перепугу руки поднял. Конечно, я испугалась, но не растерялась. Под прицелом повела его к дороге. Остановила машину, немца посадила, сама села - и в штаб. Это оказался один из трех бежавших диверсантов. Два разведчика уже перешли линию фронта, а этот через 10 минут должен был выходить. Обер-лейтенант с 21-го года, под два метра ростом. Он волосы на себе рвал, как меня разглядел. При обыске в голенище сапога у него нашли 7-ми зарядный пистолет. Опять меня пронесло. К награде представили, корреспондент приехал…
Еще несколько месяцев назад, эта бедовая девчонка, уехавшая от матери на фронт, всхлипывала по ночам.
КОМАНДИР...
… Готовится наступление. Анна отдает рапорт будущему маршалу Советского Союза Андрею Еременко.
Доложив обстановку, девушка по-простому, по-деревенски предлагает помощь:
- У меня карта, может вам чем-то подсобить?
- Спасибо, дивчина, сам раскумекаю.
- Если бы тогда знала, что он с Марковки, обязательно бы сказала, что его землячка. Потом высматривала Андрея Ивановича, но так больше его и не видела. Внезапно немцы начали обстрел, снаряды ложились шахматным порядком. Квак, мне под ноги 45-ка. Испугалась, побежала, аж пятки засверкали, не знаю взорвался ли тот снаряд или так и остался лежать.
- Анна Антоновна, у вас на лице шрамы, осколки следы оставили?
- Шла на смену, взорвался снаряд. Солдату голову счесало. За ним я упала. Хлопцы потом рассказывали: «Мы подбежали, думали, убита». Вдруг я как подскочу и опять наземь. Хотели грузить в машину, я оказалась живучей, закричала во весь голос. Вся в крови, осколки пекут, забрали в госпиталь. И что вы думаете? Не стала долечиваться, убежала и давай свою часть искать. А они говорят: «Галя, на тебя нет продаттестата, он в госпитале, его надо забрать». Но я не вернулась, под конец войны «переквалифицировалась» на повара – хлопцам кашу варила: иго-го, овсянка по-нашему, шрапнель (перловка) и пюре гороховое.
- Солдаты добавку просили?
- Если останется каши половник, то мне могли дать наряд вне очереди, значит, кому-то не додала еды. Не накладывала кашу, пока не пройдет дежурный врач, не сделает пробу. Только тогда я надеваю повязку, белый фартук и принимаюсь за раздачу.
9 мая встретила в Прибалтике. Там бои шли страшные, по 14 контратак за ночь отбивали. Свои и вражеские самолеты по цвету дыма различали: дым голубой - наш самолет, если черный – немецкий горит.
Как раз заливали в воду в котлы, солдаты прибежали, схватили меня и галдят: «Хватит воду заливать, война закончилась!» Нас отправили в запасной фронтовой полк, Орлова приезжала, концерт давала. Месяц отдыхали, ждали, пока эшелон из Ворошиловграда подадут.
Приехали, нас построили по 4 человека, и под духовую музыку мы пошли на Красную площадь.
- Наверное, сияли от счастья?
- Плакала. Вспоминала девчат-связисток из Ворошиловграда, несколько дней не доживших до Победы. Так и остались лежать в Прибалтике в братской могиле, а их тоже пришли встречать родные. И сколько они ни вглядывались в лица, своих дочерей и сестер так и не увидели больше.
Домой воротилась в августе 45-го. Двенадцать километров шла пешком, в два часа ночи зашла в хату.
- Как о себе возвестили? Кого первого разбудили?
- Никого не будила. На селе рано встают, коров выгоняют. Меня гимнастерка с медалями выдала (больше всего Анна Антоновна гордится медалями «За Отвагу» и «За боевые заслуги»). Родные давай обнимать, а я ногами дрыгаю, про себя думаю: «Что я за принцесса, что меня расцеловывают?»
Положенный месяц отдыха Анна провела в поле: точно также, как в начале войны, затопала ногами и пошла вместо мамы косить. Отец вернулся с фронта инвалидом – без ноги. Со дня на день Аня ждала повестки из военкомата, война-то еще продолжалась.
Мозоли не сошли с ее рук до поздней старости: в 1941-ом, чуть отойдя от тифа, рыла противотанковые рвы, в мирное время без работы тоже ни минуты не сидела. 55 лет проработала дояркой:
- Днем на ферме, а ночью иду веять и скирдовать. От колхоза послали учиться на зоотехника, в Сватово вышла замуж. Пять детей: Надя, Сережа, Люба, Вася и Лена, шесть внучек, восемь правнуков. Все добрые, пьющих нет. В Луганске я в гостях у детей, живу в Приветном (Славяносербский район), надо домой ехать – огород садить.
- Большая усадьба?
- Та не, соток 15.
Из стопки фотографий Анна Антоновна достает снимок однополчанок:
- Это где-то 90-й год. В живых уже никого не осталось. Приезжали ко мне в село. Говорю им мне как-то неудобно: «Вы все учителя, директора, а я доярка». Они меня на руки подняли, качают и приговаривают: «Как была хорошенькой, так и осталась!»
- Доченька, торт ешь, чай уж остыл, - пододвигая ко мне тарелку, заботится о гостье Анна Антоновна.
- Перечить маме нельзя, - предупреждают тетя Надя и тетя Люба. – Она у нас командир!
- А можно через газету выразить благодарность?
- Конечно, можно Анна Антоновна.
- Хочу сказать спасибо всему персоналу Луганского республиканского госпиталя ветеранов войны им. маршала А. И. Еременко и лично его главврачу – Татьяне Ивановне Сокирко. Благодаря им я живу.
- Мама бывает звонит: «Надя, я ж в кардиологии лежу, через 18 дней мне предлагают в терапию лечь, а потом в неврологию…»
Во время войны мама Анны Антоновны босиком ходила в Беловодскую церковь, отстаивала службу, чтобы дети и муж остались в живых. Бог услышал ее молитвы. Один Илюшка без вести пропал, и то гадалки до самой смерти уверяли старушку: «Сын ваш жив».
Через месяц Анна Антоновна собирается ехать в Луганск на юбилейный парад в честь 75-летия Победы в Великой Отечественной войне.
Ирина Аронова
